Глава 2

Стоило Эстер открыть дверь ненавистного, но все же родного дома, как она тут же почувствовала покой. Теперь она находится под защитой привычных для нее вещей: любимых книг, аккуратно расставленных на полке, ванной комнаты с ароматными кремами и баночками, чистым и мягким постельным бельем, парой дорогих туфель, дневника с ежедневными заметками. Любимые мелочи в доме, которые принадлежат только ей одной.

Эстер любит перечитывать и так зачитанные до дыр книги, делать в них пометки карандашом, лежать в тщательно вымытой ванне и наслаждаться запахом ароматических масел, смотреть старые фильмы и примерять на себя образы главных героинь. Как актриса, она мурлычет нежности в зеркало, а затем томно курит зубную щетку, изображая коварную обольстительницу. Эстер любит пить зеленый чай с сухофруктами, есть сладкие булочки. Столько мелочей могли бы доставить ей удовольствие в обычный день, но не этой безумной ночью.

Эстер небрежно отбросила туфли в угол и, не раздеваясь, рухнула в постель.

Как она ни старалась, заснуть не получалось. Разум воспроизводил снова и снова события сегодняшнего вечера и представлял иные пути развития ситуации: то Эстер бредет в ночи в слезах, а Джек бежит за ней, обещая сделать ради любимой все, что та попросит; то Эстер отвечает Розе что-то весьма остроумное и ставит ее тем самым в тупик, обнаруживая ее скудоумие; то Джек заступается за обиженную Эстер и раз и навсегда ставит на место бесцеремонную Розу. Каждый из сценариев, генерируемых разумом, непременно был лучше оригинала.

Эстер перекатывалась с одного конца кровати на другой, перекладывала подушки, меняла одеяла – ничего не помогало избавиться от навязчивых мыслей, жужжащих в голове, словно мухи, угодившие в вязкий кремовый суп.

Только под утро изможденный разум позволил ей забыться неглубоким сном.

Около семи утра, когда весеннее солнце только встает из-за горизонта, а птицы, опомнившись ото сна, заводят звонкую песню, Джек, не пытаясь быть тихим, проследовал на кухню, чтобы сварить себе кофе.

Одному богу известно, что он сейчас чувствовал. Разбитое состояние после бессонной ночи заявляло о себе: сердце Джека скакало в аритмии, желудок скрутило, голова гудела.

Джек, сшибая с кухонной столешницы стоявшие на краю предметы, неровной походкой зашел в ванную и ополоснул лицо. Никогда его организм еще настолько тяжело не переносил похмелья. В двадцать пять он мог не спать несколько дней подряд и не чувствовать усталости. В тридцать – чувствовать усталость, но все же продолжать веселиться. Что произошло за эти пять лет такого значительного, что Джек перестал узнавать себя?

Джек приблизился к зеркалу, чтобы лучше себя рассмотреть. Он отметил огромные темные круги под глазами, а о легком румянце, свойственном ему раньше, не было и речи.

Черты его лица остались прежними – чуть кривоватый заостренный нос, голубые глаза были неторопливы и внимательны, как это и свойственно бизнесмену, проводящему вечный подсчет выгоды. Губы с вечно улыбающимися поднятыми уголками изобличали в нем добродушного, открытого человека. Его брови напоминали Эстер брови младенца – такими мягкими и светлыми они были. Ничего в образе Джека не наводило людей на мысли об эмоциональной скупости. Он всегда без затруднений завязывал знакомства, был легок в общении и дипломатичен в спорах.

В целом, даже не в лучшей своей форме, Джек выглядел исключительно привлекательно: молодой стройный, высокий мужчина спортивного телосложения. Эстер любила украдкой наблюдать за ним со стороны, когда Джек работал в доме или играл с друзьями в волейбол на пляже. Но, к сожалению, привлекательная внешность была для нее далеко не самой необходимой характеристикой.

Джек наскоро принял душ, переоделся, благо рабочую одежду оставил с вечера в ванной, и отправился на кухню за долгожданным напитком.

Обо всем, что произошло вчера, он не думал. Джек многое отдал бы, чтобы не заводить об этом разговора вовсе. «Почему нельзя все оставить как есть и не усложнять ситуацию?» – с досадой подумал он. И как только эта мысль посетила его голову, Джек услышал скрип кровати в спальне. Он замер в ожидании дальнейших звуков, искренне надеясь про себя, что Эстер просто перевернулась во сне. Похмелья и дурного самочувствия перед рабочим днем было достаточно, чтобы чувствовать себя «выжившим», не хватало только бодрящих нотаций. Джек напряг слух до предела и на мгновение даже перестал дышать. Через миг он понял, что надежды не оправдались.


Эстер проснулась сразу же, как только Джек открыл входную дверь. Она притаилась в постели, ожидая, что тот зайдет в спальню и попросит у нее прощения. Однако Джек сходил в душ, почистил зубы, приготовил кофе, но так и не соизволил войти в комнату. Лицо Эстер перекосило от возмущения. Вся семья мужа во главе с Джеком показалась ей инородным телом, которое хочется оттолкнуть от себя подальше и больше не испытывать дискомфорта, неловкости и прочих недобрых чувств. Они чужие для нее люди, с совершенно иными взглядами и восприятием жизни. И может ли он, Джек, ее близкий человек, не вызывать в ней неприязни, когда все, кто оставил неизгладимый отпечаток в его воспитании, кажутся ей чуждыми?

Эстер торопливым шагом дошла до двери и резко потянула ручку на себя. Дверь с грохотом ударилась о стену – шум нарушил безмятежную утреннюю тишину, разбудив соседей. Эстер внимательно посмотрела на лицо Джека, собиравшегося пить кофе. Кажется, Джек был удивлен ее эффектным появлением не меньше, чем Эстер была озадачена его наглостью.

– Доброе утро, – сказал Джек непринужденно.

– Доброе, – процедила Эстер.

Она замерла в ожидании, но Джек, как всегда, продолжал настороженно молчать. Чаще в жизни проигрывает тот, кто первым вступает в бой. Первую кровь, как правило, всегда проливала Эстер, и эта ситуация являлась тому прямым доказательством.

– Ты не собираешься извиниться? – напряженным голосом спросила она.

Джек недоуменно поднял брови.

– Я должен извиниться? Это ты устроила скандал в доме моей сестры.

– Я? Я? – Эстер чувствовала, что от наглости мужа ей перестает хватать воздуха. – Ты молчал, когда твоя сестра предложила найти тебе «нормальную» девушку, а потом и вовсе вышел, предоставив мне защищать себя самой. Ты можешь заступиться за свою жену, когда это необходимо, или нет? В конце концов, я не виню Розу – от нее услышать нечто подобное вполне ожидаемо, но твоя реакция…

На глаза Эстер наворачивались слезы бессилия. Она не понимала, как донести всю горечь обиды до безразличного мужа. Пропасть между ними становилась глубже, а реакции Эстер ярче. Так случается, когда человек, не сумевший доказать свою правду или точку зрения, бессознательно начинает повышать голос. Кажется, так тебя должны услышать, а затем и понять. Ум быстро подкинул неприятных воспоминаний «в топку», чтобы быстрее разжечь конфликт.

– Мне пора на работу, извини. Поговорим об этом вечером, – сказал Джек.

– Вечером? Ты бессовестный! Я больше не хочу с тобой жить! Больше не хочу! Что еще ты собираешься сделать перед тем, как я пойму наконец, что мы не пара? Ты поедешь в отпуск один! С меня хватит! – кричала Эстер в слезах. Она хотела взять в руки тарелки и бить их об пол, чтобы осколки разлетались во все стороны, а грохот заглушал ее печаль.

Эстер уже было знакомо состояние острой, но совершенно бессмысленной злобы, которую тяжело унять. Когда Джек оставлял ее в гневе успокаиваться самостоятельно, Эстер только больше накручивала себя. Благое желание – разобраться на холодную голову – напротив, вызывало у Эстер только беспокойство, а впоследствии – очередные скандалы.

Джек бросил последний взгляд на разгневанное лицо жены и, накинув на себя легкую рабочую куртку, вышел из дома. Уже за дверью он вспомнил, как его отец, когда Джек был ребенком, закрывал его, плачущего, в комнате и говорил: «Успокоишься – придешь». Тогда малыш с опухшими от слез глазами садился на пол и беззвучно всхлипывал, пытаясь понять, отчего ему стало еще горше и обиднее.


Два больших чемодана стояли на пороге, когда Джек вечером вернулся с работы. Он наткнулся на них, как только вошел в дом, и чуть не опрокинул. Квартира сверкала исключительной чистотой. На полках невозможно было обнаружить ни пылинки; одежда, постиранная и аккуратно сложенная, приятно пахла свежестью; ковер стал на тон светлее, книги расставлены как по линейке. Джек не понимал нерационального стремления жены после скандалов сделать «назло» что-нибудь хорошее: помыть полы, окна, разобрать бардак. Но умудренный опытом Джек догадывался, что Эстер делала это не из благих побуждений, а по известным только ей одной причинам.

Свет, включенный во всех комнатах, хорошо освещал результаты работы Эстер. Джек разулся и направился в спальню.

Описать, что он чувствовал, было сложно. Это и разочарование, вперемешку с огорчением, и недоумение, и некоторая обида на жену за то, что она все-таки решилась сделать это – собрать вещи и уйти.

– Ты уезжаешь? – робко спросил Джек, когда обнаружил жену сидящей на краю кровати. Она уставилась на комод перед собой, обреченно сложила руки на коленях и нервно раскачивалась на матрасе.

Положение дел в семье казалось Эстер безвыходным. Год она боролась за внимание мужа, насильно прививала Джеку собственные увлечения, развивала его эстетический вкус, а также чувствительность. Но так и не добилась успеха, так и не перекроила Джека под себя, не подчинила его своей воле. Джек как будто назло продолжал гнуть свою линию, делал все с большой неохотой и отсутствием интереса. Стоит оставить пустые надежды – никогда у них не появится ничего общего.

Эстер отчаянно боролась за свои ожидания и не брала в расчет, что у близкого человека представление о том, каким ему стоит быть, может быть полярным. Эстер душила Джека требованиями и ожиданиями, а он противился навязанным правилам. Она причиняла мужу добро, о котором ее никто не просил, и тем самым вызывала отторжение.

– Да, – глухо отозвалась Эстер, даже не повернув головы.

– Куда?

– Я сняла отель. Потом подберу себе квартиру.

Джек присел около Эстер и легонько, будто случайно, коснулся ее руки.

– Может быть, тебе стоит подумать об этом?

– А что думать, Джек? Все предельно ясно. Ты не идешь со мной на контакт, обвиняешь меня в том, в чем я не виновата, и у нас нет ничего общего. Сколько мы можем продолжать так жить?

Эстер даже не подозревала, как близка она была к истине и насколько верными были ее суждения. Сложно изменить другого человека, но можно поменять свой взгляд на ситуацию или разорвать отношения, в которых ты не чувствуешь себя комфортно. В противном случае мы рискуем причинить травмы близким и привить им комплексы на всю жизнь. Ведь то, что одни воспринимают как недостатки, другие могут оценить как благо.

– Извини, я не знал, что тебе было нужно выговориться.

Эстер отвела взгляд от комода и взглянула на Джека. На его нахмуренные брови, на поникшие плечи, на совершенно потерянный вид. Ей вдруг стало жаль его.

– Ты снова меня не понимаешь, – с огорчением сказала она. – Мне нужно не выговориться, мне нужно, чтобы ты постарался меня понять.

Джек опустил голову и уставился на свои колени. Отчего-то они показались ему разными – правое колено выглядело крупнее, чем левое.

– Я хочу тебя понять. Я стараюсь это сделать. Послушай, да, я перегнул палку. Во вчерашнем скандале ты не виновата, но вы обе повели себя опрометчиво. Я не снимаю ответственности со своей сестры, но и тебя не понимаю. Зачем нужно было доводить ситуацию до ссоры?

– Потому что я имею право так реагировать, когда мне неприятно. Дело даже не в Розе, а в тебе. Я твой выбор, и я меньше всего виновата в том, что из всех женщин ты остановился на мне.

Голос Эстер, как и утром, стал напряженным.

– Да. Наверное, я был неправ, признаю это. Но неужели этот поступок действительно настолько страшен, что ты можешь так просто собрать вещи и уйти? Я исправлюсь. Я буду более чутким к тебе и твоим переживаниям, обещаю. Не нужно этого делать. Я люблю тебя, – проговорил Джек.

Его слова прозвучали так трогательно и искренне, что жалость, которую до этого испытывала Эстер, переросла в неприятную безвольную слабость. Наверное, вам знакомо чувство, когда необходимо решиться на что-то новое, но все же пугающее неопределенностью. И эти маета, сомнения, тревоги, одолевающие нас при принятии решения. Мы понимаем, что перемены необходимы, но упрямое сердце до последнего продолжает верить в лучшее, жить надеждой. Нам остается только бежать, чтобы случайно по какой-либо причине не оглянуться назад. Ведь если найдется хоть один предлог, чтобы остаться, – мы останемся.

– Я тебя не отпущу. Как ты снимала отель? Давай отменим бронирование. Позвони сама и отмени. Если не хочешь, я это сделаю.

Эстер застыла в нерешительности. Если она сейчас останется здесь, то ее мытарства продолжатся, если уйдет, то поставит точку. Нужно было быстро принять взвешенное решение здесь и сейчас.

«Подумать с точки зрения того, как складывается наша жизнь, Джек – хороший человек, любящий меня, добрый, ответственный, а главное, предсказуемый. Я выбрала его не случайно. И если говорить по совести – наверное, не он один виноват во всех наших проблемах. Ответственность за себя я должна нести сама. Может быть, я ищу предлог, чтобы уехать, и не в Джеке дело? Может быть, со мной что-то не так?» – думала Эстер про себя, тогда как Джек с замиранием сердца ждал вердикта.

– Я отменю бронирование. Сейчас позвоню, – серьезно сказала Эстер.

Джек с облегчением обнял жену.

– Не пугай меня так больше.

Эстер кивнула. Она снова сдалась. Поддалась слабости. В сотый раз пошла на поводу у страха и жалости. Осадок от измены самой себе колыхнул глубинные чувства внутри: жалобно заскулило самоуважение, тревожно забилась самооценка, мечта померкла – стала бесцветной и крошечной, как рисовое зернышко. Будущее снова приобрело блеклые очертания. Надежды на поступление в приличный университет таяли – Джек не захочет жить в большом городе. И опять тысяча компромиссов и сотни «но».

Эстер встала с кровати и, не говоря ни слова, пошла на пляж, чтобы побыть в одиночестве. Она зарылась в песок и почувствовала пальцами его зыбкость. «Как мое будущее, сделай неверный шаг – и оно рассыплется», – подумала она. Эстер взяла отсрочку от тревог. Настанет время, когда она не сможет убежать от очевидного, как ребенок, прикрывая глаза ладонями. Груз накопившихся проблем обязательно потянет ее ко дну. В этом заключается парадоксальная насмешка жизни – нужно дойти до конца, утратить лучшее, что у тебя было, чтобы ни о чем не жалеть. И только в тот момент, когда терять уже нечего, бой окончен и ясен исход, открывается второе дыхание.

Мимо Эстер пробегали дети со счастливыми светлыми лицами, их звонкий смех затмил тень ее тревог. Умиротворенные туристы заставили поверить Эстер в беззаботность жизни, которая где-то и для кого-то существует. Безбрежный океан, спокойный и непоколебимый, вселял чувство стойкой уверенности, что время бесконечно, а возможности безграничны, и где-то на горизонте снова забрезжит свет слепой надежды. Эстер мечтательно улыбнулась и легла на песок.


Дни до поездки прошли как обычно. Джек второпях заканчивал оставшиеся дела перед отпуском, Эстер выбирала и покупала пляжные вещи, приводила себя в форму и изучала списки мест, которые стоит увидеть в Лос-Анджелесе. Их отношения обрели тихое равновесие, скандалы в доме поутихли, а нежность и супружеский секс пришли им на смену.

В последний день перед отлетом Джек настолько задержался на работе, что Эстер самой пришлось собирать чемодан мужа, как она и предсказывала заранее.

Наконец, спустя восемь часов перелета, парочки незначительных упреков и расспросов о предстоящих планах настало время беспечного и веселого времени отдыха и развлечений.


В отель пара заселилась около трех часов дня. Измученная бессонной ночью Эстер сразу же приняла освежающий душ, а Джек налил себе вина и улегся на кровать.

Номер в отеле представлял из себя небольшую студию, в одном конце которой располагалась огромная кровать, а в другом – небольшая, но функциональная кухня. В целом это был ничем не примечательный номер, похожий на сотню других таких же невыразительных номеров: с классической расстановкой мебели, со слегка потертой обивкой дивана, с кучей одноразовых капсул для кофемашины в стеклянной миске и запахом хлорки после недавней уборки. Стены отеля оказались тонкими – Эстер могла слышать разговоры соседей и чувствовать запахи еды, которую они готовят. Окна номера выходили прямо на главную улицу Голливуда – Голливудский бульвар – место, облюбованное бездомными разного происхождения.

– Как ты смотришь на то, чтобы провести вечер в обществе моего друга? – спросил Джек, как только Эстер, мокрая и обернутая в белое махровое полотенце, вошла в комнату.

– Да, конечно, почему бы и нет, – отозвалась она.

– Отлично, тогда я напишу Джонни.

Эстер села за барную стойку и пододвинула к себе памятку с правилами отеля. Все написанное там должно было быть предельно ясно любому благоразумному человеку, но хозяева отелей, видимо, на здравомыслие туристов особенно не надеялись.

– У нас встреча в шесть вечера в ресторане, – нарушил тишину Джек.

– Хорошо. Есть немного времени, чтобы вздремнуть, а потом спокойно собраться.


Около пяти Эстер по звонку будильника вскочила с постели и направилась прямиком в ванную. Она умылась, обвела контур губ бледно-розовым карандашом, накрасила глаза и добавила на щеки немного румян, чтобы выглядеть свежей и отдохнувшей. Через полчаса из зеркала на нее смотрела актриса французского кино. Облегающее красное платье удачно подчеркнуло достоинства фигуры. Эстер не могла оторвать от себя взгляда, когда закончила укладывать волосы.

– Я готова! – торжественно объявила мужу Эстер.

Он оценивающе рассмотрел ее с головы до ног.

– Зачем все это?

– Тебе не нравится?

– Наоборот, мне очень нравится. Но дома ты предпочитала одеваться спокойнее.

– На острове у меня пропало желание надевать платья. Люди в барах сидят в пляжных тапочках и шортах.

– Естественно! Ведь мы живем у пляжа. Как они должны ходить в рестораны?

– Ты меня спросил, почему я так оделась. Я ответила.

Эстер расстроило замечание мужа. Она ожидала восхищения, но, не получив его, постаралась не цепляться к Джеку, чтобы не испортить вечер.

Пара вышла из отеля, когда солнце садилось за горизонт. На улицах Голливуда тут и там оживленно бродили туристы, фотографирующиеся с достопримечательностями. Во всю длину протяженного Голливудского бульвара по обеим сторонам от дороги плотно примыкали друг к другу магазинчики с сувенирами и пляжной одеждой, музеи восковых фигур и забегаловки с недорогой едой. Все помещения и каждый отдельный закоулок главной улицы жили своей насыщенной жизнью. Продавцы мороженого и хот-догов ловко управлялись в толпе плотно окружающих их людей – они мастерски успевали пересчитывать деньги из всех тянущихся рук и даже своевременно отсчитывать сдачу, не путаясь. Иногда встречались борцы за справедливость с небольшими пикетами – они громко выкрикивали отдельные заученные лозунги и гордо несли плакаты высоко над головами. В воздухе почему-то витало ощущение чуда. Будто здесь все мечты могли претвориться в явь – ты заворачиваешь за угол, там встречаешь известного режиссера, он приглашает тебя играть главную роль в фильме, и завтра ты просыпаешься звездой. Сладостная греза всех актеров, приехавших покорить Голливуд. И, хочется верить, вполне реальная.

Эстер шла на каблуках по выложенной плитками дорожке и постоянно задерживала взгляд то на одной, то на другой любопытной компании. Она и не ожидала, что за год так быстро отвыкнет от города. Когда-то это было частью ее жизни, но сейчас ее наполняли размеренность, спокойствие и скука.

– Здесь здорово, – сказала она, поправляя маленькую бархатную сумочку с золотым ремешком на плече.

– Да. Отдыхать весело, но жить здесь я бы не смог, – ответил Джек, грустно улыбнувшись.

Джека всегда пугало стремление Эстер жить в большом городе. Он часто фантазировал, что в какой-то из их поездок Эстер влюбится в один из таких городов и поставит его перед выбором или, что еще хуже, останется там без него.

– Почему?

– Дорого, шумно, грязно, людно. Это не мое.

– А я обожаю города. В них чувствуется жизнь – быстрая, разная, динамичная! Вокруг тебя мелькают витрины, лица незнакомых людей, из полутемных баров можно услышать джаз. Иногда ты можешь ненароком попасть на съемки фильма или рекламы. А главное – никогда не будешь знать, что ждет тебя завтра.

– И что же в этом хорошего? В том, чтобы не знать.

Эстер тряхнула волосами, на секунду задумавшись.

– Это придает вкус жизни.

Молодость. Всегда ей хочется неопределенности, событийности, эмоций и впечатлений. Молодость на то нам и дана, чтобы быть кипучей и жизнеутверждающей. В двадцать тебе хочется изменить мир, совершить кругосветное путешествие, безответно влюбиться. Это так же естественно, как смена времен года. Проблема возникает, когда в пятьдесят хочется сделать то же самое, но уже нет ни здоровья, ни эмоциональных сил.

– Долго нам еще идти? – спросила Эстер.

– Вызовем такси.

Когда пара доехала до места и Эстер вышла из машины, она увидела большущий многофункциональный развлекательный комплекс. В LA Live в одном здании находились сразу несколько отелей, жилые апартаменты, кинотеатры, ночные клубы, рестораны и много всего прочего. Об этом Эстер прочитала в интернете, пока таксист петлял по улицам.


– Отлично, – сказал Джек, оглядевшись по сторонам. – Нам нужно найти Lucky Strike.

– Боулинг? – уточнила Эстер.

Джек кивнул. Он достал телефон из кармана джинсов и набрал номер Джонни.

– Привет! Мы пришли. Как тебя найти? – спросил Джек в трубку и после долгой паузы добавил: – Хорошо, поднимаемся.

Большое пространство ресторана с высокими потолками было наполнено людьми и веселым гомоном. Стены, выкрашенные в темный цвет, столы из черного дерева, близко поставленные друг к другу и тусклые светильники создавали в помещении полумрак, из-за которого трудно было узнать Джонни. Эстер мотала головой из стороны в сторону так же, как и Джек, но в отличие от него она не знала, как выглядит его друг. Судя по описанию Розы, это будет заурядный тип с претензией на оригинальность. Такой человек, который, кроме броских манер, не обладает никакими выдающимися качествами. Подобные люди Эстер встречались довольно часто. Люди, которые за витиеватыми фразами и вычурным поведением скрывают отсутствие внутреннего наполнения.

Компания футбольных болельщиков за барной стойкой громко закричала: «Беги, беги, беги». Затем они горячо выругались: «Дерьмо! Нет, так играть нельзя! Посмотри на этого отморозка – зачем его только взяли в команду?» Повсюду раздавалось звяканье пивных кружек. Из разных концов бара болельщики, как могли, поддерживали любимые команды. В нос ударил густой запах чесночных гренок.

Джек вытянул шею и уже был готов потянуться к телефону. Но в одном из дальних углов ему помахали.

Эстер в полумраке не смогла разглядеть лицо Джонни и двинулась за Джеком, рассыпая извинения направо и налево. Она старалась не задевать людей, но все же в настолько тесных проходах это было трудной задачей.

– Привет, бро! – приветствовал Джонни Джека. Он встал из-за стола и обнял друга. – Это твоя жена? Почему я не встретил ее раньше тебя?! Ты очень миленькая! – добавил Джонни, протягивая руку Эстер.

Эстер пожала руку в ответ и смущенно пробормотала: «Спасибо».

Она сразу смогла оценить качества этого человека, как только увидела его манеру общения. Уверенный в себе, дерзкий, самовлюбленный тип. Джонни был красавчиком в самом прямом значении этого слова: большие черные глаза, красивый греческий нос, четко очерченная линия губ, острые скулы на широком лице, высокий рост и великолепная харизма. Харизма, превосходящая лучшие достоинства других людей и затмевающая недостатки ее носителя.

– Как первые впечатления от города? – простодушно спросил Джонни, усаживаясь обратно на свое место.

– Ты знаешь, как я отношусь к большим городам, – нехотя отозвался Джек, разглядывая одетых в едином стиле официантов.

– А тебе? Тебе здесь нравится? – поинтересовался Джонни, в упор уставившись на Эстер.

Эстер вцепилась в сумочку, лежавшую на коленях, и стала перебирать пальцами золотой, сплетенный в цепочку ремешок. Она чувствовала на себе испытующий взгляд незнакомого человека и готова была провалиться сквозь землю.

– Да, – уверенно отозвалась Эстер. – Я еще не успела побывать в городе, но хаос, царящий здесь, меня, безусловно, привлекает.

– Добрый вечер! Что будете пить? – вежливо поинтересовалась худенькая девушка с русыми волосами. Она улыбнулась каждому и лишь на секунду задержала взгляд на Джонни.

– Принесите нам по двойной порции виски, – сказал Джонни, перехватив инициативу. Потом замялся и вопросительно посмотрел на Эстер.

– О, нет, я не буду, – тут же отреагировала она.

– Как это не будешь? Девушке принесите вина. Какое тебе нравится?

– Красное каберне-совиньон, пожалуйста, – сдалась Эстер. Доказывать, что ей совсем не хочется алкоголя, было невежливо, поэтому она решила просто не притрагиваться к бокалу.

– Угу, каберне, – вторил Джонни. – И нам нужно немного времени, чтобы определиться с выбором еды. Спасибо.

Джек улыбнулся и одобрительно кивнул, а Эстер проводила взглядом официантку.

– А она хороша! – отметил во всеуслышание Джонни и сделал небольшой глоток воды. – Надо взять ее номер.

Джек откинулся на спинку стула. Он мельком взглянул на влюбленную парочку за соседним столом, которая кормила друг друга с ложки. У него никогда не возникало такого желания – это неудобно и даже негигиенично.

– Что случилось с твоей девушкой? Ты ведь был в отношениях, насколько я помню, – заметил Джек.

Джонни грустно улыбнулся:

– Мы расстались.

– Очень жаль, – замялся Джек, понимая, что затронул деликатную тему.

– Да нет, я в полном порядке! – Джонни сменил задумчивое выражение на первоначальный развязно-веселый вид. – Это в прошлом. Сегодня мы идем в клуб. Как вам идея?

– Отличная идея, Эстер давно хотела. Правда, милая?

Джек любовно погладил ее по спине.

Пауза переросла в неловкое молчание, и Джонни нарушил его первым:

– Здесь есть бильярдный стол. Можем поиграть немного, пока ждем напитки.

– Почему бы и нет! – ответил Джек.

Компания поднялась из-за стола и отправилась в соседний зал, соединенный с рестораном огромной аркой. Люди громко переговаривались между собой, и Эстер не смогла расслышать, что говорит ей впереди идущий Джек. Он тянул ее за руку, как локомотив, расчищающий перед женой путь от подвыпивших мужчин.

– Итак, нас трое, поэтому Эстер будет играть за каждого из нас поочередно. Я сразу скажу, игрок из меня отвратительный, поэтому тебе, Эстер, придется поднапрячься за нашу с тобой команду, – с совершенно серьезным лицом сказал Джонни.

Эстер лукаво улыбнулась и кивнула в знак согласия. Ей предстояло играть и с мужем, и с Джонни одновременно, это означало, что ей придется отдать предпочтение одной из команд.

Первым бил Джек. Он взял кий, оглядел его и ловким движением ударил по битку. Шары разлетелись по столу, но ни один из них не угодил в лузу.

Ход перешел к Джонни. Он быстрой, но пьяной походкой обошел стол, оценил ситуацию и, взяв в руки первый попавшийся кий, наклонился над зеленым мягким покрытием. Сосредоточенно глядя на шар, Джонни прицелился и ударил.

– Это было просто! Ты сделал хороший первый удар, – сказал Джонни озадаченно, видимо, удивленный своим везением. – Эстер, держи! Ты бьешь за нас.

Джонни протянул кий наблюдавшей со стороны девушке. Игроком она была посредственным, но правила знала неплохо.

– Ты можешь бить по любому из шаров, – напомнил Джек, видя некоторое замешательство жены.

– Да, спасибо, я помню.

Пока Эстер готовилась к удару, Джонни внимательно наблюдал за ее движениями – как ее спина в красном платье прогибается над бильярдным столом, как блестящие тяжелые кудри падают на зеленое сукно и как старательно Эстер пытается прицелиться. Эстер напоминала Джонни кошку, которая должна, просто обязана быть своенравной. Она понравилась Джонни с первого взгляда, он почувствовал в ней горячий темперамент и нечто родственное – взбалмошность, готовность на разного рода авантюры. Эстер была женой его друга, но чувства – вещь, неподконтрольная разуму. Они рождаются в нас внезапно и, как правило, имеют свойство пропадать быстро, если для их зарождения потребовалось одно лишь мгновение. Для химии нужен взгляд двоих физически совпадающих людей, для зрелой любви – вся жизнь.

– Попала! – воодушевленно крикнула Эстер.

Джек и Джонни одобрительно похлопали. Джек от гордости за жену, Джонни от желания сделать Эстер приятно.

Официантка, быстро сообразившая, куда запропастились ее клиенты, принесла напитки к бильярдному столу. Она поставила их на стойку и сказала:

– Два двойных виски и каберне.

– Спасибо, красотка! Подожди, – спохватился Джонни. Ему непременно нужно было показать свою заинтересованность в ком угодно, кроме Эстер. Он бессознательно начал играть в игру, к которой всегда прибегал, когда ему требовалось привлечь внимание противоположного пола. – Что ты делаешь завтра вечером? – спросил Джонни у официантки, облокотившись о стойку.

– Ну, ничего, – кокетливо отозвалась девушка.

– Значит, я приглашаю тебя на ужин. Да, на ужин. Может быть, с этими ребятами, – Джонни взглядом очертил друзей, которые обсуждали расстановку шаров на столе.


– Запиши мой номер, – сказала официантка по имени Лорен. Убедившись, что все цифры правильные, она быстро убежала, подгоняемая большим количеством посетителей.

Эстер позабавило ребяческое поведение Джонни. Как и любая девушка, она могла распознать симпатию. И то, как Джонни смотрел на нее, было чем-то похожим.

Спустя две сыгранных партии, одну в пользу Джека, другую в пользу Джонни, изрядно опьянев и развеселившись, компания вернулась к столику. Эстер к тому времени допивала третий бокал вина.

– Мне надо в туалет, – сказал захмелевший Джек. И вразвалку вышел из-за стола.

Эстер и Джонни остались вдвоем. Пользуясь опьянением как поводом для откровенности, Эстер не преминула побеседовать с визави.

– Я прекрасно знаю, кто ты такой, – сказала она с усмешкой. Эстер смотрела на Джонни так, как могут смотреть только женщины, явно осознающие великую силу своего обаяния над мужчиной.

Джонни самодовольно улыбнулся и придвинулся к Эстер поближе:

– Ну, расскажи мне, что ты обо мне знаешь.

Эстер приняла доверительную манеру речи и стала размышлять о том, о чем могла только догадываться:

– Ты творческий неуравновешенный романтик. Сегодня ты чувствуешь так, завтра будешь чувствовать по-другому. На тебя нельзя положиться, тебе нельзя верить и уж ни в коем случае нельзя заводить с тобой отношений. Но в то же время ты пользуешься популярностью у женщин – они любят тебя. Каждая из них была бы рада обуздать твой нрав, но ни у кого это не выходило. Я не знаю, чем ты занимаешься, но чувствую в тебе… Кстати, – осеклась Эстер, – а чем ты занимаешься?

Джонни криво улыбнулся и постучал пальцами по столу.

– Я художник.

Эстер удивленно округлила глаза.

– Я знала! Я знала! – радостно воскликнула она.

– Похоже, ты знаешь обо мне больше, чем я сам, – усмехнулся Джонни. Он хотел подколоть Эстер, но она не уловила иронии.

– Представь себе, да. Я знаю вещи, которые необходимо знать перед тем, как завести отношения с таким мужчиной, как ты. Ты можешь всю жизнь девушки превратить в ад.

– Скверный тип, выходит? – уточнил Джонни, резко посерьезнев. Его глаза осуждающе сверкнули в полутьме.

– В точку, – надменно согласилась она.

Их беседу, набиравшую напряжение, прервал Джек, севший на стул рядом с Эстер. Удивительно, как быстро изменилось выражение лиц собеседников. На смену загадочности Джонни пришел веселый и спокойный вид, а глубина взгляда Эстер потеряла силу. Но между ними появилось что-то незаметное постороннему взгляду. Магнетизм, ощутимый только для них двоих.

– Ну что, скверный тип, – задумчиво сказал Джек, уловивший последний отрывок разговора, – в клуб?

– Да, – отозвался Джонни. – Да, конечно.

Оказавшись на улице, Эстер поежилась. Ночь оказалась сырой и холодной. Улицы поредели, толпы туристов перестали сновать бесконечными потоками. Остались только самые искушенные искатели приключений.

Эстер ударил в нос густой запах травки. Она даже обернулась, чтобы убедиться, что ее не курят Джек или Джонни.

– Марихуаной пахнет.

– Нет, легкие наркотики не для нас, – парировал Джонни.

Эстер недоуменно уставилась на него, потом на Джека, но муж только улыбнулся.

– Что это значит?

– Это значит иди быстрее, иначе замерзнешь, – уклончиво ответил Джонни и пошел впереди пары, указывая им путь до машины.

Джонни открыл дверь новенькой «панамеры», красиво отсвечивающей в темноте, и помог Эстер сесть на заднее сиденье. Джек одобрительно присвистнул.

– Красивая! – сказал он, похлопав Джонни по плечу. – Какого года?

– Новая. Всегда хотел, – Джонни тяжело вздохнул и рассмеялся. – Всегда хотел выплачивать за нее кредит длиною в жизнь.

– Я не понимаю, как ты собираешься вести машину? Ты же пьян! Тебя посадят, если остановят, Джонни. Джек, скажи ему, – укоризненно воскликнула Эстер, надеясь на благоразумие мужа.

– Все будет хорошо. Это меньшее из зол, поверь мне, – усмехнулся Джек.

– Отлично, если мы разобьемся, мои родители вам этого не простят, – заявила девушка и откинулась на сиденье.

Ее угрозу Джонни проигнорировал и, включив музыку погромче, тронулся с места.

Джонни гнал как сумасшедший по узким улицам Лос-Анджелеса. Подобное всегда страшно наблюдать со стороны, но еще ужаснее находиться в это время в машине. Даже Джек напрягся, когда Джонни чуть не устроил аварию, проехав на красный свет: он чудом успел увернуться от машины, движущейся справа по перекрестку, и не издал при этом ни звука. Для Джонни это было привычной ситуацией.

Эстер сильно вжалась в сиденье и пристегнула ремень безопасности. Спустя пятнадцать минут молчаливых терзаний Эстер Джонни неожиданно сбавил скорость и стал внимательно вглядываться в дома, объединенные одним забором из рельефной проволоки. Она была порвана в некоторых местах. Фонари на улице светили бледно, а некоторые мигали, как в фильмах ужасов. Дома смотрелись небрежно и неухоженно в давящей темноте – краска на панелях заплешивела и поросла плесенью. Несколько куцых пальм росли в деревянных кадках, в которые прохожие выбрасывали мусор. Обстановка убогая, ничего не скажешь.

– Здесь, – сказал Джонни Джеку, видимо, отлично понимающему, куда они приехали.

– Что здесь? Где мы находимся? Это место выглядит пугающе, – с тревогой сказала Эстер.

– Тебе не о чем беспокоиться, – заверил ее Джек. Но, заметив, что Эстер действительно насторожилась, обернулся к ней и погладил по коленке. – Ничего страшного. Просто ненадолго заглянем к другу Джонни. Купим кокаина и поедем в клуб.

– Кокаина? – удивленно спросила Эстер. До этого она видела кокаин только в фильмах и плохо представляла себе, какой эффект он может оказывать на людей. – Я не знала, что ты этим балуешься.

– Очень редко, почти никогда, – отшутился Джек.

Джонни усмехнулся.

– На, надень. На улице холодно, – сказал он, снимая с себя джинсовую рубашку, и протянул ее Эстер.

– Спасибо!

От рубашки пахло еле уловимым ароматом парфюма Джонни. Древесно-дымный с горчинкой, смешивающийся с запахом свежести и зеленого чая. Эстер постаралась запомнить его.

– Пошли, – сказал Джек и первым вышел из машины.


В дверь Джонни постучал решительно и привычно.

Через мгновение ее открыл афроамериканец – мужчина неопределенного возраста с угловатой внешностью. Черты его чрезмерно худого лица были словно вырезаны из дерева, так он больше походил на статуэтку языческого бога, чем на живого человека.

– Хей, бро, давно не виделись, – сказал он заторможенно, обращаясь к Джонни.

– Не так уж и давно, – низким голосом отозвался тот.

Дайрон – так звали драгдилера – отступил на шаг, пропуская гостей в дом:

– Заходите. У меня наверняка есть то, что вам нужно.

В доме было на удивление светло и приятно. Эстер не так представляла себе жилище наркоторговцев, да и, по-честному, вообще не представляла подобное, но ожидала увидеть нечто другое. Например, голые стены, изрисованные маркерами, одинокий матрас в центре гостиной, грязь, хлам и беспорядок. Ее представления строились на героиновых историях и были ограничены стереотипами.

Мало того, на диване перед телевизором сидели две красивые блондинки и смеялись над глупой рождественской комедией. Дайрон подошел к одной из них и представил гостям:

– Это Эрика, моя жена, – сказал он. Блондинка со светлыми глазами и треугольным лицом отвлеклась от фильма и поздоровалась. Ее взгляд излучал дружелюбие.

– А это Энни, ее подруга. Веселая, стерва. Скоро доведет меня, – сказал Дайрон, смерив ее строгим взглядом. – Не будем отвлекать девочек, идем на кухню, – он махнул гостям рукой, приглашая их следовать за собой.

Джонни приветственно подмигнул Энни и поспешно присоединился к остальным.

– Джонни, ты что как неродной? – развязно спросил Дайрон. Его взгляд был мутным, но все же уверенным. – Как жена, как дети?

– У меня нет детей, бро, – ответил Джонни, подавляя улыбку. На что Дайрон, прерываемый кашлем, глухо рассмеялся.

– Какая нахуй разница, по большому счету. Всех, кто приходит в мой дом, объединяет одно: желание жить. Хотя бы немного, но жить по-настоящему. А все остальное неважно, правда ведь, Джонни? – риторически спросил он, отходя от компании в сторону. Дайрон пошел за товаром и оставил гостей на некоторое время в одиночестве.

– Нравится? Философ своего рода, – сказал Джонни, опережая друзей. – Всегда думает о смысле жизни, мучается экзистенциальными вопросами – не в пример многим.


Джек и Эстер неопределенно переглянулись, но не успели взглядом ничего друг другу сказать. В арку, соединяющую кухню с коридором, вошел Дайрон с небольшим пакетиком белого порошка в руке.

– Пробовать будешь? – спросил он у Джонни.

– Пробовать нет, но по дорожке сделаем сейчас. Сколько здесь?

– Два грамма, – отозвался Дайрон и высыпал содержимое пакетика прямо на стол.

Он разделил линии лезвием бритвы на три небольшие полоски и, отойдя от стола, предложил гостям попробовать товар.

– Я заплачу налом, – сказал Джонни и, наклонившись к столешнице, вдохнул первую линию.

Потом Джек проделал то же самое. Когда очередь дошла до Эстер, она немного замялась.

– Главное, сделать это резко, – посоветовал Джек. Он протянул ей стодолларовую купюру. – Вставляешь трубочку в дышащую ноздрю и вдыхаешь.

Эстер, любопытная до всего дурного, думала недолго. Она почувствовала едкий запах ацетона и небольшую горечь в горле.

– Кокс должен так пахнуть? – спросила Эстер, недоверчиво оглядываясь на мужчин.

Дайрон ответил совершенно серьезно:

– Если он пахнет потными яйцами, то нет. Он пахнет потными яйцами?

Эстер удивленно приподняла брови, а Джонни и Дайрон рассмеялись каждый на свой лад. Смех Джонни был приятным и переливчатым, как водопад, а смех Дайрона – сухим и бесцветным, как пустыня.

– Бро, вот бабки, – сказал Джонни, протягивая Дайрону несколько смятых купюр. – Друзья приехали на неделю, хочу показать им все достопримечательности Лос-Анджелеса.

– И начал ты, конечно, с меня? – иронично подметил Дайрон.

– Кстати, – опомнился Джонни, – я же их не представил тебе! Джек и Эстер – его жена.

Дайрон криво улыбнулся паре, обнажая ряд исключительно ровных и белых зубов.

– Очень рад, – миролюбиво сказал он. – Приходите, если понадобится моя помощь.

Джонни похлопал его по плечу и пошел к выходу.

Энни, несколько минут назад спокойно сидевшая на диване, теперь горько рыдала, а Эрика старалась ее успокоить, нежно поглаживая по спине.

– Что, блядь, опять случилось? – вмешался резко посерьезневший Дайрон. Он встряхнул расстроенную девушку за плечи, а потом взял ее за подбородок и потянул вверх, чтобы посмотреть в глаза.

Джонни, будучи завсегдатаем этого дома, прекрасно знал, как ему нужно поступить в сложившейся ситуации. Он, скорчив гримасу сожаления, открыл входную дверь и уже с порога крикнул напоследок:

– Дайрон, мы пошли. Я тебе позвоню.

После этого Джонни поспешно закрыл за собой дверь.

– Что с ней случилось? – спросила ничего не успевшая сообразить Эстер.

– Не обращай внимания. У нее частые эмоциональные срывы. Когда они случаются, Энни пытается что-нибудь сделать с собой или окружающими. Недавно она угрожала Дайрону позвонить копам и раскрыть его деятельность, после этого их отношения испортились, – пояснил на ходу Джонни.

Эстер глупо рассмеялась и потрогала свое лицо.

– У меня лицо немеет, – подавляя смех, сказала она.

– Это нормально. Все пройдет, – снисходительно отозвался Джонни, вспоминая свое первое знакомство с кокаином. Ситуация тогда приключилась страшная.


Ему было около четырнадцати, когда они с друзьями, уже изрядно пьяные, возвращались домой на рассвете после тусовки и случайно напали на странного мужчину. Он, в плаще, как у эксгибициониста, ковбойской шляпе и узких черных очках, стоял на тротуаре и как будто ждал кого-то.

– Майк, Олби, приготовьтесь! Сейчас мы увидим член! – покатился от смеха Джонни. Он был так пьян, что ему все казалось забавным.

Незнакомец даже бровью не повел. Майка и Олби это только распалило. В молодости, когда гормоны играют рок, юнцы могут выпустить пар двумя способами: либо хорошенько подраться, либо заняться сексом, и второго Майку и Олби сегодня не досталось. Они жаждали нарваться на неприятности.

– Какого ты здесь встал?! – спросил Майк, раздуваясь вширь, как яростный петух. Он вытянул шею, раскинул руки, чтобы казаться грозным, и так, на шарнирах, подскочил к незнакомцу. Тот только не рассмеялся в ответ.

– Воу, воу, полегче, сынок, – ответил мужчина без особых эмоций.

– Че надо, извращенец? Любишь молодых мальчиков? – присоединился Олби. Джонни остался позади и только наблюдал. Ему было легко и приятно – совсем не до мордобоя.

– Детки, у меня к вам предложение. Я даю вам грамм за полцены, а вы идете отсюда на хрен. Мне не нужны проблемы, – усмехнулся незнакомец.

Пакетик друзья вскрыли сразу же, неподалеку от того места.

– Джонни?

– Чуть позже. Хочу до дома дойти.

По пути Майку стало плохо. Сначала его стошнило, потом его затрудненное дыхание вызвало панику у всех троих.

– Все нормально, я потерплю, – хрипел Майк.

– Нужно ехать в скорую! – скомандовал Джонни.

– Какая, к черту, скорая?! Я в порядке, значит, и он не мог отравиться! – перебил Олби.

– Он задыхается!

«Передозировка фентанилом», – позже написали в заключении врачи. Это был день, когда Джонни спас человека. Знаменательный день, но безмерно гадкий. К несчастью, это не помогло ему сохранить дружбу. Родители Олби пороли его всю неделю, а затем держали под домашним арестом. Джонни так и остался непризнанным героем и даже сам себя таковым долгое время не считал, но первый опыт запомнил крепко. Навсегда.


По дороге в клуб Джонни то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. Эстер стала удивительно раскрепощенной. Осторожность, чувствовавшаяся в ней с начала знакомства, отступила. Родился новый человек, которого Джонни уже давно заметил за маскировкой. Чувственная, смешная и легкая. Такой Эстер нравилась ему больше. Когда она ловила взгляд Джонни на себе, то отвечала взаимностью. Пересекаясь, их взгляды укрепляли непонятным образом зародившуюся связь.

Джек ощущал что-то ускользающее от него, но никак не мог определить, с чем он имеет дело. Все происходившее было ни на что не похоже – Джонни вел машину и шутил, Эстер отпускала остроты, а Джек большей частью молчал. Единственное, на что Джек действительно мог обратить внимание, так это на прикосновения Эстер. Теперь она редко касалась его руки, плеча, волос. Эстер просто поглощена открытием чего-то нового, а остальное вернется на круги своя, когда они окажутся наедине. Так размышлял Джек и, наверное, в чем-то был прав.

Эстер, буквально сразу после того, как села в машину, почувствовала непонятное упругое чувство внутри. Складывалось впечатление, что она проглотила воздушный шарик, наполненный гелием, и теперь этот шарик мог унести ее куда-то далеко. Эстер поразительно живо чувствовала действительность, мысли рождались в ее голове так же быстро, как и умирали, но она старалась поделиться ими с окружающими, если успевала. Ее тело и разум ускорили ритм, а Эстер с интересом изучала свое новое состояние.

Загрузка...